ломка

за этой чертой начинается смысл
бесплатный наркотик, срок действия краток,
но хватит, чтоб вспомнить всю магию чисел,
добраться в галактику без пересадок,
сидеть на вершинах, где не был не только
ты сам, но и добрая дюжина старцев,
забыть, что бывает не больно нисколько,
что можно оставить, а можно - остаться,

наркотик внутри, препарат-энергетик
давай внутривенно попробуем оба,
ты видишь, как красочно в радужном свете,
как ярко сияет свободная роба,
ты выдержишь все, обязательно сможешь
стать маленьким магом, быть юным и вечным,
хранителем тайного знанья, похожим
на cвет, неоконченным и бесконечным.

***

за этой чертой начинается ломка
ты только подумай, что снова очнешься - 
прохожие все декламируют громко,
таких перепонок-то не наберешься,
и слишком отчетливо жжение в венах,
как будто ходить стало безрезультатно,
ты знаешь, ты - серый. и обыкновенный.
твой случай - запущенный, тусклый, невнятный,

ты отдал бы все, чтобы снова изведать,
как льется по венам и капает в сердце
как мир вокруг нас невесом, исповедан,
да только тебе не хватило инерции,
тебе не хватило чуть-чуть, чтоб добраться 
до самой диковинной истинной сути
еще не успел до конца наиграться
с остатками спичек, с горошиной ртути

***

и кто-то заботливо вставит в проектор
большую потертую временем пленку:
вот вы на ней. двое. свой собственный вектор
он моет машину, ты варишь сгущенку,
вы каждый оставшийся солнечный вечер
проводите за непосильной работой:
поездками, местом для следующей встречи
и планами на небо и самолеты

он моет машину, ты держишь в подоле
остатки сегодняшних розовых ягод,
вы завтра отправитесь в светлое поле,
там громко смеяться от каждого шага,
а вечером можно уехать на море,
волна на закате похожа на масло,
которое кто-то расплавил в растворе,
чтоб долго горело и вечно не гасло

***

за этой чертой - там, где пленка порвется - 
тебе и захочется выкрутить резкость.
подправить настройки, чуть-чуть остается
до самого нужного яркого всплеска,
но яркость утрачена. нужный наркотик
отсутствует, не продается в аптеках,
ни в медной монете, ни в красной банкноте
нет силы, чтоб снова понять человека

чтоб снова найти то, что жгло и ревело,
что плавило дно, не оставило крыши,
что двигало сердцем, и мозгом, и телом,
что делало вид, что не видит, не слышит,
что было сильнее, неважно, с какими
попытками нам приходилось мириться,
и если такому наркотику имя,
то имя - влюбиться.

кардиограмма

и вот однажды все отпускает, уже порядочно измотав,
ты по привычке все время ищешь его запястье или рукав,
или какое-то осознанье, какой-то тусклый, но верный знак
тому, что выросла из проверок, и все закончилось просто так.

ну вот, и, в целом, чего мы ждали в таком коричневом феврале?
остались ведомости, бумаги и перемирие на земле,
остались, в общем-то, те же чашки, и те же снадобья на меду
и это знание, что сегодня я обязательно не приду.

смешно: ты только нажмешь на кнопку, и где же гордость, и где же стать,
и если б ты выбирала, ты бы его совсем предпочла не знать,
но раз тебе не давали права на выбор, выдох или ружье,
то оставалось самой отраву варить и сетовать на нее.

и ты оглядываешь все разом: коленки, локти и все дела,
и непонятно, как под прицелом случайно выжила и жила,
как славно, что для сердечной мышцы хватало музыки и вина,
из рваных дерганых черных линий на мониторе теперь одна.

небо над городом

я - это небо над городом, плавящееся серым,
изредка вас нанизывая на бусины грустных радуг,
мне, нависая над городом, нету в тебе спасенья,
я, нависая над городом, больше тебе не радя - это небо над городом, ласковое с рассветом,
сразу не догадаешься, кем я прикинусь позже.
я буду гладить улицы, их мне дороже нету,
только твоя макушка еще мне чуть-чуть дороже

я - это небо над городом, вечер с дождем и громом,
ты за последним измятым письмом добеги попробуй,
это игра: ты успеешь промокнуть уже у дома,
если я - небо, то ты будешь маленький мокрый робот

я - это небо над городом, собранный в сгустки воздух
ты закрывай глаза и мурашки лови на коже
даже не вздумай поверить что сам ты иначе создан
я - это небо над городом
каждый из нас
ты тоже

впустую

просто однажды тебе выдается венец и плеть:
истязай себя, homo прямоходящий, чего жалеть,
из таких, как ты, добывали свинец и медь -
оставляли тоску и смуту.
просто однажды тебе будет нечего отдавать - 
выжить таким дырявым, попробовать ночевать,
даже не попытавшись ни биться, ни воевать - 
только верить назло кому-то

в то, что выживешь ты, размером с мою ладонь,
осторожный и недоверчивый, пальцем тебя не тронь,
перемятый, взъерошенный, будешь смотреть в огонь,
невеселый, неблагозвучный,
ну и за завтраком вдруг примерещится шум стрекоз,
ты из таких же крылатых явился и произрос,
только совсем не заметил, как вытерял, недонес
свой единственный нужный случай

Самураю

с каждым часом по венам медленно капает осознание
мир воспитывает во мне выдержку и терпимость
из шести миллиардов копий я сам себе наказание  
и незримость
неповторимость

пусть хоть что-то да значит солнце, с которым ты просыпаешься
пусть хоть что-то да значит твой смех, я хотел бы верить
я однажды тебе скажу, что такое, когда пытаешься 
не отмерить
не лицемерить

пусть ты знаешь, что это очень непросто и недостаточно
или пусть ты не знаешь, и дальше твой смех прекрасен
я однажды все расскажу, и будет много и беспорядочно
громких басен
я несогласен

ноябрь

Даже если ноябрь будет месяцем грустных сказок,
По сценарию плакать, бессонница, дождь и снег,
Ни лекарства, ни швы, ни зонты не помогут сразу,
Ни аптекари в окнах замерзших своих аптек.

Слишком молоды, чтобы болело так зло и остро,
Слишком много эспрессо по венам до густоты,
Что ж мне ждать, если перед следующим перекрестком
Не окажется в сумке кофе и нашатырь.

Ты, наверное, прав: все проходит, и это тоже.
Только я, как последний сказочник и дебил:
Как еще один выпуклый шрам у меня под кожей,
Очень хочется, чтоб ты подольше не проходил.

лекарство

ну, давай, не оставим шанса этим сумкам твоих обид. он с акцентом таким "останься, чай в коробочке, борщ кипит". ты с рассветом уносишь панцирь, он прирос к тебе, как магнит.

ну давай же, не будем путать: бинт в аптечке, на полке йод. можно мысли свои укутать - ничего не произойдет. на вторые и третьи сутки ты поймешь, что проходит год.

на второй можно вскрыть по венам все, что сразу недосказал. сны, обои, цветок по стенам, самолеты, утюг, вокзал. да, и ты же несовременна - что ж никто мне не доказал.

на вокзале потухнет люстра, капля йода испортит суп, задвигая ему про чувства, дооценивай, что неглуп. разберешься - и станет пусто, словно в баночке из под круп.

там, на улице, встанет город, как озлобленный папуас, ветром, свистом и кофем вспорот, не успеешь нащупать газ. он нальет тебе йод за ворот, "и чтоб, детка, в последний раз".

узор

из колонок потрепанных "noone could save me but you"
для тюльпанов не хватит кувшинов и старенькой вазы
ты ладонью по ребрам, чтоб душу потрогать, но чью
я за эту весну и свою-то нащупать не сразу

я сегодня - открытый динамик, шестьсот киловатт
мне хватило бы нескольких слов, чтобы лопнули стекла
дай мне домик улиточный, хрупок и продолговат
чтобы спрятать в нем капельку солнца, пока не поблекло

мы ведем себя в этой казарме совсем как в раю
вместо предосторожностей - кофе, весна, переписки
из колонок "i never dreamed i'd need somebody like you"
перекрой этот путь, пока ясно, что будет неблизким

расскажи

посиди же еще немного, вот так, у стенки,
прижимаясь виском к окну, за которым ливень. 
воздух горек и глух, в нем дозированы оттенки,
все, что нужно, чтоб сразу сделаться несчастливей.
все, что нужно, чтоб сразу вспомнить, что ты - счастливый.

посиди еще, здесь так ждали твоих историй,
если кто-то их ждал, то быть сказочником - не нужно. 
нужно знать, что ты станешь однажды глубоким морем,
тем, что видит, как выглядит кто-то, кто не был южным,
тем, что знает, что каждая устрица ест на ужин

посиди же еще, прижавшись виском к окошку,
расскажи, как живется, когда горизонт спокоен
расскажи, как ты ел этот воздух столовой ложкой,
расскажи, как ты плакал, как падал твой крайний воин,
говори, мы опять залатаем твоих пробоин

посиди еще, время плавит твои саундтреки,
чувствуй ритм их, отведай шумный апрель в горошек,
расскажи, как за балками рельс утекают реки,
как отдельные ноты зудят у тебя под кожей,
расскажи, как прекрасные люди всегда похожи

тишины

максимально обезжиренный мир
минимально обезвреженный шар
что ты новости пускаешь в эфир
не мешай хотя бы мне не мешай

мы рождались уже был передоз
мы росли и не могли больше без
это маленький но страшный гипноз
это суррогат наркотик протез

не дури тебе же нечем стрелять
ты не злой ты не сумеешь войны
вместо этих глупых мыслей опять
сядь все выключи и съешь тишины