слушай

литература про звезды и сателлиты 
к вечности не приблизит тебя на йоту.
книги про просветление и орбиты
не заполняют адовые пустоты
в странной твоей душе, одинокий мальчик.
ты говоришь все больше, а слышишь мало.
если тебя спросить, что же будет дальше,
ты отвечаешь "видишь, что с нами стало".

видишь, что с нами стало - в твоем ноутбуке
больше открыто вкладок, чем дней в неделе
папе все позвонить не доходят руки,
есть себе приготовить - ну, еле-еле,
книгами не наешься, не наорешься, 
музыки ослепительной не напишешь,
ты же такой красивый, когда смеешься,
взять и фотографировать на афиши

что в тебе внутри, одинокий остров,
странноват, непонят и этим жалок?
нам, имей в виду, не хватает роста,
чтобы мы подыскивали аналог,
чтобы дорастали до идеала - 
все равно еще далеко до крыши.
помолчи, и так говоришь немало,
помолчи. так лучше тебя услышат.

мир окружающий ждет от тебя (еще бы!)
музыки новой, и миссия выполнима,
ты ведь на все способен, мы знаем оба,
хватит же ощущать себя уязвимым,
хватит же беспрерывно читать про звезды -
выйди в полночь, сядь, посмотри повыше,
для открытий, может, немного поздно,
но ты вполне способен еще услышать,

как резонирует воздух, пропахший ливнем,
как неизбежно ждет нас большое лето,
как тебе сразу хочется инстинктивно
в новой своей главе рассказать про это,
как прозвучат с утра городские пробки,
как прозвучит апрель тебе прямо в уши,
чтобы наполнить музыкой все коробки,
выйди из шкафа на свет и побольше слушай.

прости

это лето — самое время начать прощать
перестать смотреться в глазницы замочных скважин
и когда станет ясно, что некому обещать
обещай себе самому, результат не важен

это лето с трех километров вообще над всем
осторожно, мы поднимаемся, купол узок
не зависнуть на этом чертовом колесе
а повыше, в царство созвездий и перегрузок

этот мир сейчас превратился в гигантский шар
ты катаешь его без оружия, высох порох
это коллекционный редкостный экземпляр
в нем поля, вино и герань на оконных шторах

и ты думаешь — только не сдаться, не подвести
самого себя, в мечтах бы не повториться
этот мир когда цветами начнет цвести
ты пойдешь подряд обнимать дорогие лица

ты пойдешь смотреться в бескрайности синих глаз
станешь весь — частоты, мощности, килогерцы
и неважно, что тебе снится на этот раз
важно, что в тебе где-то все-таки бьется
.....

Вере

в мире набожных и блаженных ты, как водится, саркастичен,
каждый третий пророк, мессия, и по-своему необычен.

даже если не веришь в бога, то не можешь не верить в силу,
что такое творила с тобой и в такие края носила

ну так вот, сила, обращаешься, почему все не так, как надо,
я хочу для нас только лучшего, получаю так много ада,

жарит задницу над котлами и стирает у нас улыбки,
почему в многомерном мире мы бессовестны, тонки, хлипки

представляешь, ты говоришь ей, не безгрешен, но я исправлюсь,
дай оружие — и я сам переосмыслюсь и продырявлюсь.

если сила и существует, то над этим она смеется — 
как у вас, говорит, так ловко насмешить меня удается.

голос

адресат этих слов - как волшебник из тайных моих иллюзий,
столько света в нем, что им можно расплавить десятки зим,
словно йог, он ломает стены, запутывается в узел,
с каждым словом так безупречен, велик и неотразим.

с каждым словом крепчает голос, все таинственнее и ниже,
мне неважно, что будет дальше, что случится со мной потом,
я смотрю на него сквозь ресницы, и чувствую, или вижу,
как слова эти произносит большегубым красивым ртом

этот голос таит секрет, обладает отличной властью,
чем он ниже, тем тоньше стены, тем все ярче и горячей,
он как будто поет о лете и немножко совсем о счастье,
и ты сразу такой счастливый, обезглавленный и ничей

это сон. как же город безудержно пахнет и дышит липой,
это солнце как будто играет паутинами призрачных душ,
ну а голос над ухом бесстыдный, незначимый, низкий, липкий,
так, что стало совсем безразлично, как абсурдна и сказочна чушь,

распластавшись совсем на земле, лето медлит с бордовой вишней,
я бросаю о землю все звезды, что копила минуту назад,
когда я закрываю глаза, 
этот голос до дрожи тише,
когда станет совсем нестерпимо, 
я, наверное, открою глаза

про одни прекрасные горы

Вот ты маленький человек, перед тобой весь Кавказ и Ушба,
Среди бедности и коров здесь царит камнепад и дружба,
Виды краше всего, что ты видел в краткий свой европейский век,
Тут так много природы, что не вмещается человек.

Между тем человек справляется, в городах ли, селе ли горном,
Столько силы в нем, что он царствует, мудрый, жилистый и упорный,
Усмири свое эго, попробуй прожить сорок лет без воды и вина,
И поймешь, что не мешало бы сделать с жизнью, раз она у тебя одна.

Обхвати свой рюкзак покрепче, одевайся, отправься в горы,
И забудь, для чего планшеты, дороги и светофоры.
Там проверка тебе на прочность, аскетичный такой уют,
А в домах эти горы женщины славят и им поют.

Обувайся немного лучше, поднимайся немного выше,
Тут понятно немного больше под огромной небесной крышей,
И чем выше, тем ты ничтожней, так, пушинка от тростника,
И десятой не сможешь доли от грузина-проводника.

И становится чуть понятней, для чего человеку крылья - 
Для того, чтобы лучше помнить, где взбирались и восходили.
И ты себе думаешь - вот оно, счастье, и мир прекрасен, и смерти нет...

Горы смотрят на тебя, снисходительно посмеиваясь в ответ.

больше слушай

меньше трепись. больше слушай.
мир говорит тебе в уши
музыкой, скрежетом, голосами,
смыслы появляются сами

слушай, и сразу отыщешь
тех, что прозрачней и чище
тише звучат, но внимай им:
мы очень часто не принимаем

то, сколько рядом неправды,
как переполнены драфты
тысячей лишних заметок,
вечным отсутствием лета,

вечным сигналом из окон,
кутаясь в серость, как в кокон,
слушай: из серости этой
вырастишь множество света.

меньше трепись. больше слушай.
мир говорит тебе в уши,
ты - только маленький датчик,
примешь сигнал, и - удачи,

ты - только крошечный воин,
сила - у тех, кто спокоен,
сила - у тех, кто услышит:
мир поднимается выше

грохот все правдоподобней,
располагайся удобней:
в мире чужих равнодуший
меньше трепись. больше слушай.

пока ты еще (уже) спишь

ах, этих утренних емкость улиц,
чан без начала и без конца,
где каждый третий подходит, хмурясь,
под описание подлеца,
и каждый пятый подходит молча,
в кармане трогая медный нож,
и под троллейбусной сонной толщей
ни оклемаешься, ни уснешь

под звук будильника возрождаясь,
ночь ежеутренне хороша,
и, в каждом кофе под вечер плавясь,
тепло теряет одна душа,
теряет молча, две половинки
никак не склеить, и есть ли клей,
и вот дорога - так по старинке
давай оставим тебя на ней

дорога гулка, пергамент улиц
истерся, высох, истлел гранит,
как будто вечер пришел, сутулясь,
совсем не греет и не манит,
и чем же греть осторожных, диких,
не то подростков, не то детей,
на наших тусклых остывших ликах
не так-то много больших людей

представь, что ты зачерпнул из бочки 
всего в избытке, друзей и вер,
и вот начать это с новой строчки,
совсем не ты молчалив и сер,
напротив, ты - тот, кто знает точно
прогноз погоды и список дат,
и под твоим двухколесным прочно
асфальт выстраивается в ряд

представил? вот, просыпайся молча,
изволь причесанным и в пальто,
жизнь - это маленький гардеробщик,
кричит и бесится, как никто,
ты пришиваешь себе крючочек,
и выбегаешь, пока темно,
а старый сморщенный гардеробщик
встает и смотрит в свое окно

la linea gialla

в тексте сегодня предательски попадается "la linea gialla",
и на меня сразу дует воздухом, теплым еще с перрона,
будто я никогда так оттуда и не уезжала,
campo de fiori и толпы туристов внутри вагона,

пальцы на клавиатуре, но я закрываю глаза, и
перед глазами совсем настоящий зеленый поезд
словно мне в первый раз обо всем этом рассказали,
каждое место под солнцем италии - призовое,

я закрываю глаза, и мне кажется, я в кабине,
там слишком шумно и крутится винт подвесной рессоры,
окна открыты, и вот она, ярко, как на витрине,
вот она, на ладони, перед глазами, течет за ворот,

вот она, я еще раз клянусь в нее переехать,
все остальное тотчас же утихнет, не будет важным,
все, что случилось однажды не в ней, остается эхом,
счастье сегодня очнется и станет многоэтажным,

ни тебе долгих зим, ни унылых лиц, а, напротив, светом
все наполняется, ты наполняешься этим чувством,
будто в тебе рычажок, и включается сразу лето,
будто ты превращаешься в настоящий ярчайший сгусток...

я открываю глаза и за окнами рига и минус десять,
лето, казалось, ждет только в следующей жизни, и что за лето
сколько там, говоришь, чемодан мой сегодня весит?
я выключаю чайник, пакую паспорт, беру билеты.

мастеру

вот в твоей заброшенной мастерской
нету ставен и льется свет,
и там ты, задумавшийся такой,
и тебе девятнадцать лет,
у тебя гитара, любовь и дом,
день рождения через час,
и закат струится в дверной проем,
и твой Джа не покинет нас.

через год тебе предстоит искать
пару сотен своих имен.
ты мечтаешь снова уметь мечтать,
различать грубый джут и лен,
у тебя гитара, любовь и злость
разъедает тебе нутро,
не везло, не грело и не спалось,
и в пыли твое серебро.

через десять лет ты забыл про дом
и не помнишь, как звали Джа
и кем был тот смелый, что серебром
все жонглировал, не дрожа,
только я все помню - и звон, и звук,
и как ты научил меня,
что жонглировать можно совсем без рук 
в мастерской на твоих камнях.

я с тех пор учусь принимать вовнутрь
витамины и пустоту, 
через день прокладываю маршрут,
чтобы плавиться на свету.
nothing personal: это такая роль,
золотая из середин - 
я стараюсь выйти хотя бы в ноль
и всегда выхожу в один.

трамвай

Джу, я перезвоню тебе, я ничего не слышу
в этом железном трамвае все дребезжит и воет
я попросила их постараться как можно тише,
но, как обычно, все многолюдное и живое

я же перезвоню тебе, я уже говорила,
вот тут еще торговец, книжки по сорок центов,
тише, пожалуйста, я не куплю ни журнал, ни мыло,
ни голубой фонарь, ни тем более инструменты

этот трамвай дурацкий завис где-то в девяностых,
Джу, я совсем не слышу, ты повтори погромче
где выходить мне? скоро? что там за перекресток?
я же не знаю местность, я не уполномочен

тут только псы и тетки, едут опять с базара,
смотрят друг другу в лбы и кивают, и раз по тридцать
спросят, ну где мы, где мы, где, я не слышу, старый,
что тут за остановка, и передай за проезд, сестрица

Джу, ничего не слышно, где ты и как добраться,
я же сойду с ума в этом гулком большом трамвае,
где мы сегодня встретимся, кажется, девятнадцать
пьед и наступит обморок, вечер и кольцевая

что ты хотел сказать мне, я же приеду скоро,
я только час назад тебе вез перезрелых вишен,
вишни забрали дети, торговцы и контролеры,
Джу, я перезвоню тебе, я ничего не слышу,
совсем ничего не слышу